в армию пойдет, может быть, к дисциплине привыкнет. А тут такая обстановка в Ялте… Сами видели, кто у нас живет… Постоянно разные люди… У меня, правда, всегда приличные, но вокруг…

Уже ночью почти, в темноте, из сада доносились стенания:

— Роза Григорьевна! Дайте аллохол!..

Роза выходила на террасу:

— Что вы кричите, Шлёма! Вы мне отдыхающих побудите! Кто вам велел есть целый батон колбасы? Я вас предупреждала, что будет плохо с печенью, а вы не слушали. Где я вам сейчас буду искать аллохол в темноте?!

— Роза Григорьевна! Умоляю, дайте аллохол!..

Роза уходила в дом, не зажигая света, рылась в коробочке с лекарствами, выходила, бросала вниз:

— Нате, только не кричите, отдыхающие спят!

— От него спасенья нету ни одну ночь! — выливала она Валечке свое возмущение утром. — Нажрался вчера «Докторской» колбасы, напился пива, а потом кричит: «Дайте аллохол!» Видели, какой живот нажрал? Живет в санатории и говорит, что санаторской еды ему не хватает, поэтому за колбасой в магазин ходит. Он ее батонами жрет. А потом по пузу гладит и кричит: «Аллохол!» Он мне всех отдыхающих распугает. Уже третий год приезжает, и все то же самое повторяется.

Соседка Марина, у которой было всего два человека жильцов, занимавших две койки в доме, появлялась из застекленной террасы, где она спала с мужем на топчане под толстой периной; недовольная, с всклокоченными волосами, на ходу запахивая халат, шла в кухню ставить чайник.

— Ты сегодня работаешь? — спрашивала Роза.

Марина, не оборачиваясь, что-то бурчала себе под нос и запиралась в туалете.

— Всю ночь ругались, — тут же сообщала вполголоса Роза, если Валечка была в кухне. — Я только слышала, как он кричал на нее: «Шлюха! Опять связалась!», а она ему: «Пошел вон, альфа-самец!» Она всегда его альфа-самцом называет. Она в санатории работает, как только он в командировку — у нее тут же новый ухажер, и сюда водит. Без мужчины ни одной ночи не может. Потому и ругаются. Вчера вечером вернулся, а у нее только что ночевал новый, кто-то ему про него сказал уже. — И безнадежно вздыхала: — Испорченная, конечно, женщина.

Все это Валечка узнала в первые два дня, и потом, когда приезжала сюда, это было давным-давно знакомо.

В маленькой угловой комнатке жила тогда женщина с пятилетним мальчиком.

— Чу́дный ребенок! — каждый раз, когда они шли на пляж, провожала их любовным взглядом Роза. — Такие дети редко бывают у людей. Дай только Бог ему счастья в жизни! Она русская, а муж у нее еврей. Сразу видно по ребенку, что еврейская кровь есть…

— Как вы это видите? — недоверчиво спрашивала Валечка.

— Глазки у него наши, еврейские. Ну что вы! Это всегда видно!..

Она приносила яблоко и клала в маленькой комнатке на стол:

— Придет ребенок с пляжа, увидит и съест! Сюрприз ему будет.

«Аллохол», как называла его про себя Валечка, появлялся часам к одиннадцати, и если Розы не было, а Валечка уже вернулась домой с моря, спрашивал:

— А где Роза Григорьевна?

Валечка улыбалась про себя, чтобы он не видел, отвечала:

— На базар, наверное, пошла.

«Аллохол» топтался на месте.

— Мне уже лучше, — наконец сообщал он, как будто ей было до этого дело. — Вы скажите, как придет, что все в порядке. — И уходя, добавлял каждый раз: — Роза Григорьевна — пламенная женщина!..

Роза сама нашла Валечку.

Выйдя из поезда, прибывшего в Ялту днем, Валечка бепомощно стояла под палящим солнцем на перроне, не зная, что теперь предпринять: то ли идти в квартирное бюро, то ли договориться с одной из женщин, которые сейчас предлагали койку или отдельную комнату. К приходу московского поезда хозяек вышло много, и она просто растерялась: к кому пойти? Вдруг выберешь что-нибудь не то?

— Ну, что вы, девушка? Видно, никак не можете ничего решить? — Около нее стояла грузная, рыхлая женщина с круглым лицом. — Со мной пойдемте, не пожалеете. Отдельно устрою, во флигеле. Мне как раз такая нужна, чтобы одна была: комнатка на одного человека у меня.

Валечка сначала замялась, но женщина улыбнулась и еще раз повторила:

— Не пожалеете, пойдем!

И они направились к трамвайной остановке.

— Роза Григорьевна меня зовут, — сказала по дороге женщина. — Отдыхающих много, но они все в доме живут, а вы будете отдельно, в саду. У нас спокойно, тихо, никто не трогает. Довольна останетесь. И городской пляж рядом совсем, вниз надо спуститься.

Комната и вправду оказалась на одного: шаткий деревянный сарайчик, который стоял в глубине маленького сада, позади заросшей диким виноградом беседки.

— Если ночью холодно будет, вот теплое одеяло, — сказала Роза Григорьевна, — туалет в доме, готовить можно на общей кухне утром и вечером, днем не разрешаю — обедайте в столовой. — И, взяв у Валечки паспорт на временную прописку, ушла в дом.

Валечка переоделась, повесила на плечики два платья и сарафанчик, разложила вещи. Ну, в общем, устроилась. На следующий день с утра пораньше, пока солнце не пекло, взяла полотенце и купальник и направилась к пляжу по крутой улице, которая начиналась сразу от дома Розы. Она прошла подальше от городского пляжа, где жарились на солнце потные коричневые спины, и стала искать место под навесом, чтобы сразу не сгореть. Наконец нашла освободившийся только что лежак, поставила свои вещи и теперь решала, как пойти переодеться.

— Я посмотрю за вашими вещами, оставляйте сумку, — сказала соседка.

— Спасибо.

Переодевшись, она вернулась и улеглась на топчан.

— Вы надолго? — спросила соседка.

— На весь отпуск, — ответила Валечка.

— А я уже неделю тут. Вы откуда?

— Из Москвы.

— А‑а! — протянула женщина. — Здесь много москвичей. Но в основном с Украины едут. Вот и мы тоже. Муж в санатории, а я по курсовке — питаемся только вместе, а живу у хозяйки. У мужа путевка бесплатная, ну и я решила поехать заодно. А сами мы из-под Харькова, в районе живем, муж в местной газете работает главным редактором. А я перевожу на украинский. Здесь почти все с Украины.

Вечером Валечка пошла с Оксаной в санаторий на танцы.

Дамы пришли в крепдешинах, Валечка скромно стояла в стороне.

— Чего ты не танцуешь? — крикнула ей из общей толкучки, смеясь, Оксана.

Наконец Валечку пригласил какой-то Сергей, как он сразу представился.

Он старательно вел ее в танго. А она старательно отворачивалась, чтобы он не дышал ей в лицо винным запахом. Потом увязался за ней, когда она пошла домой.

— Ну чего ты ломаешься! — хватал ее за руку, когда подошли к дому Розы. — Недотрога, подумаешь! Я шо, таких не видел?

Валечка еле